От пришвина останутся "незабудки"

Мысли великого мудреца М. Пришвина

Пришвин долго жил, много видел и уж, конечно, обо всем передумал. Это и есть "Незабудки", они выглядят бодрыми и голубыми. Им непочем время. Чтобы понять писателя, нужно читать его книги. Очень многое могут дать дневники, где, как правило, записывается всё самое сокровенное. Попробуем приблизиться к пониманию личности человека, писателя Михаила Пришвина. Обратимся к отрывкам из его дневников.

Замечательный русский писатель Михаил Пришвин написал в своем завещании: "Верно судить о писателе можно только по семенам его, понять, что с семенами делается, а для этого время нужно и время. Так скажу о себе (уже 50 лет пишу!), что прямого успеха не имею и меньше славен даже, чем средний писатель. Но семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотым солнышком в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками. Итак, если представить себе, что человек, распадаясь после конца, становится основанием видов животных, растений и цветов, то окажется, что от Пришвина остались незабудки. Милый друг, если ты переживешь меня, собери из листков этих букет и книжечку назови "Незабудки"". И они остались, зацвели уже после его смерти. Заботливо собранный букетик, изданный его женой, так и назывался "Незабудки".

Однажды он даже сказал: "Разве я не понимаю незабудку: ведь я и весь мир чувствую иногда при встрече с незабудкой, а скажи - сколько в ней лепестков, не скажу. Неужели же вы меня пошлете "изучать" незабудку"

Обращаясь к неведомому читателю, Пришвин пишет: "Знаешь ли ты ту любовь, когда тебе самому от нее ничего нет, ничего и не будет, а ты все-таки любишь через это все вокруг себя, и ходишь по полю и лугу, и подбираешь красочно, один к одному синие васильки, пахнущие медом, и голубые незабудки".

"Есть сроки жизни, не зависимые от тебя лично; как ни бейся, как ни будь талантлив и умен, - пока не создались условия, пока не пришел срок, все лучшее будет висеть в воздухе мечтой или утопией. Только я чувствую, я знаю одно, что мой корень Жень-Шень где-то растет, и я своего срока дождусь".

По какому-то наитию написан был "Жень-Шень" - песня о любви. "Жень-Шень", корень-человек, корень жизни. Это она, Любовь, движущая сила, корень жизни!

Пришвин считал себя от природы живописцем. Он пленен цветом. Для Пришвина цветом окрашиваются самые различные явления жизни. У него соотнесены цвет, звук, а любимый цвет - голубой. - Почему? - спросите. - Да потому, что голубой в восприятии Пришвина и есть солнечный. Без солнца существует только тьма или еще отраженный свет Луны. Солнце же - сама жизнь и образ истины.

В. (жена) открыла в дневниках нового Пришвина. Это произошло так неожиданно. Она остановила трещотку машинки и вдруг сказала: - А вы, оказывается, вовсе не такой глупый, как я думала....

К. Паустовский: У ботаников есть термин - разнотравье. Он обычно относится к цветущим лугам. Разнотравье - это сплетение сотен разнообразных и веселых цветов, раскинувшихся сплошными озерами по поймам рек.

Прозу Пришвина можно с полным правом назвать разнотравьем русского языка. Слова у Пришвина цветут, сверкают. Они то шелестят, как травы, то бормочут, как родники, то пересвистываются, как птицы, то позванивают, как первый лед, то, наконец, ложатся в нашей памяти медлительным строем, подобно течению звезд.

У Пришвина есть тонкое, не совсем ароматное, но образное наблюдение: "Привезли вчера для удобрения клубники птичий навоз, такой вонючий, что он испортил майский воздух, из-за которого я, может быть, здесь и живу. Но что делать? Как ни люби майский воздух, все равно, чтобы наслаждаться клубникой, приходится в мае нюхать птичий навоз."

Сказочные сюжеты от М. Пришвина

Сама жизнь подбрасывала Пришвину сказочные сюжеты. В 20-е годы появится “Берендеево царство”, в 30-е - “Дреландия”, в 40-е - “Кладовая солнца”, “Корабельная чаша”. И никогда им не забывается образ прекрасной Марьи Моревны, пришедшей из детства и сопровождающий всю жизнь, Марья Моревна - это чистота, “неоскорбляемая женственность”.

"В некотором царстве, в некотором государстве жить людям стало плохо, и они стали разбегаться в разные стороны. Меня тоже потянуло куда-то, и я сказал старушке:
– Бабушка, испеки мне волшебный колобок, пусть он уведет меня в леса дремучие, за синие моря, за океаны.
Бабушка взяла крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, набрала муки пригоршни с две и сделала веселый колобок. Он полежал, полежал, да вдруг и покатился с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перешагнул через порог в сени, из сеней через крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота - дальше, дальше… Я за колобком, куда приведет. Промелькнули реки, моря, океаны, леса, города, люди, деревни. Я опять пришел на старое место.

– Здравствуй, дедушка!
– Куда ты идешь?
– Иду, дедушка, везде, куда путь лежит, куда птица летит. Сам не ведаю, иду, куда глаза глядят.
– Дела пытаешь или от дела лытаешь?
– Попадется дело, рад делу, но только, вернее, от дела лытаю.
– Ишь ты какой. Дела да случаи всем примучили, вот и разбегается народ…
– Укажи мне, дедушка, где еще сохранилась древняя Русь, где не перевелись бабушки-задворенки, Кащеи Бессмертные и Марьи Моревны? Где еще воспеваются славные могучие богатыри?
– Поезжай в Дураково, нет лучше места по всей нашей губернии.
Рассматривают карту. Планшетка. В самом деле, вот Дураково.
– Ты думал, я шучу. Дураково есть у нас, самое глухое и самое глупое место. Эх-хе-хе. Поезжай, поезжай.

Рассказчик приносил из лесу знакомой девочке Зиночке разных трав: кукушкины слезки, валерьяну, петров крест, заячью капустку. Иногда у него оставался хлеб, который он брал с собой в лес, и Зиночка охотно съедала его, потому что думала, что это лисичкин хлеб.

Хотелось напомнить лишь некоторые мысли великого мудреца М. Пришвина. Думается, они помогут подразобраться в нашей "неустройной путанице мыслей".